Публикации и видео

-Зоя, поздравляем вас с выходом книги, она вышла в серии «Молодое вино», которую отличает свежий взгляд на вопросы в области веры, церкви и современного общества. Как у вас, выпускницы литературного института, возникла идея написания книги о становлении пути христианского психолога?

- Идея родилась из ведения психологического журнала. Я веду журнал клиентов и как-то, перечитывая старые заметки, о которых я почти забыла, подумала: вот это да, как интересно. Если бы я не работала с этими людьми — было бы интересно знать: а что же было дальше? Мне показалось, что из этой идеи может возникнуть хорошее литературное произведение, а потом я очень долго играла с мыслью о том, как на основе психологического журнала сделать книгу. Сначала я думала о формате дневника, потом постепенно родилась эта книга, в кторой героиня выступает рассказчиком.

- То есть все герои книги — это реальные люди или собирательные образы?

- Нет, все персонажи выдуманы, там есть только некоторые реальные кусочки фактов о клиентах и лишь два описываемых персонажа — реальные клиенты, из историй которых я что-то взяла. Но у них я брала специальное разрешение на использование материала нашей работы для книги. Все остальные — это обобщенные образы из практики, потому что вопрос конфиденциальности, разумеется, стоит на первом месте.

- А образ главной героини, от которого идет повествование, — насколько он приближен к автору?

- Та же самая история: сюжетно и биографически он не очень близок ко мне. У героини нет литературного образования — она молодой психолог, который делает первые шаги. Сюжетно ее семья достаточно отличается от моей: она единственный ребенок, я — из многодетной семьи; она живет с родителями, я уже сто лет не живу с родителями; она из Подмосковья, мои родители живут в Волгограде, а в Москву я переехала. Но психологически она на меня достаточно похожа, я пыталась сделать ее моложе, как менее опытного специалиста — хотелось показать ее начинающим психологом. Я чувствую себя в профессии чуть-чуть продвинувшейся (улыбается). В книге я специально показывала ее ошибки в практике консультирования, какие-то промахи, думая со смехом — о, я б так точно сейчас не сделала! Хотя порой я сама делаю косяков намного больше, чем она, но профессионалу иначе развиваться трудно. Но психологически — да, она на меня очень похожа.

- Вы сами работаете приходским психологом?

- Да, хотя сейчас большая часть моей работы — это частное консультирование, независимое, но при этом я числюсь приходским психологом с периодической практикой в храме.

- В вашей книге одна из героинь, супервизор, пытается разобраться, чем же обычный психолог отличается от христианского, и рассуждает так: «Христианский психолог отвечает конкретному запросу, потребности верующих в специалисте». Вы тоже так считаете?

- Нет. Это я как раз пыталась иллюстрировать то, какое представление имеют о христианской психологии психологи светские. Обычно видится так, что христианские психологи — это для верующих — логичный ход мысли со стороны. Христианская психология, на мой взгляд, не отличается от всей светской психологии, но отличается от конкретных школ, в которых есть своя теория личности. Например, она разнится с гуманистическим подходом в одном, а с когнитивно-поведенческим — в другом.

- Зоя, почему вы после литературного института решили заняться психологией?

- Это просто была любовь! Сначала я получила литературное образование, а потом, как многие литераторы, подумала: а что мне теперь с ним делать? Потому что литератор — это сложно применимая профессия. Я пыталась пойти учиться на лингвиста в аспирантуру, но поняла, что пошла не в ту сторону. И тут мне попалась информация об Институте христианской психологии. Я прочитала программу, цели обучения и поняла: это же для меня! Я до этого была слабо знакома с прикладной психологией, у меня были общие представления из книг Фромма, Мак-Вильямс, но представлений о психотерапии у меня не было. А когда оказалось, что она есть, пришло понимание: это любовь с первого взгляда!

- Это был интерес к человеку или попытка что-то узнать о человеке, помочь ему? Какой мотив стал основным?

- Я действительно очень люблю то, что называется «глубиной». Мне нравится, что в психотерапии есть не поверхностный контакт с человеком, когда мы говорим не про погоду и природу. В настоящей работе психолога одобряется, когда мы вместе с клиентом идем в глубину. Осознание целостности контакта через любовь к людям, когда ты можешь быть рядом с человеком, при этом давая ему полную свободу и вместе с ним открывая его сложный внутренний мир. Такой мотив очень вдохновляет. Кроме того, работа психолога — это возможность самопознания, через сложности, ошибки, те же супервизии. Все это стоит колоссальных усилий и понимания того, где я сейчас ударяюсь о внутреннюю стену.

- Почему, окончив Институт христианской психологии, вы пошли в РГГУ?

- Институт христианской психологии не считается высшим психологическим образованием. Не хватало научной систематизации, там учили замечательным прикладным вещам для практики консультирования, но собственно научной психологии во многом мне не хватило. По логике, наверное, надо было сначала получить классическое психологическое образование, а потом идти на переподготовку туда. Но у меня получилось иначе, хотя я совсем не жалею, что мой путь оказался нестандартным.

- Какова ваша сфера научных и практических интересов: с какими случаями работаете, а за что по каким-либо причинам не беретесь?

- Если человек приходит с конкретным запросом, скажем, с расстройством пищевого поведения, я сразу проясняю: знаете, я с такими расстройствами никогда не работала, но, если достаточно того, что я специалист общего профиля — будем работать. Если же человеку необходим специалист контрено по расстройствам, я рекомендую своего коллегу. Когда четкого запроса нет, я проясняю некоторые моменты и предупреждаю, что могу перенаправить клиента к другому психологу, если его случай не будет входить в сферу моих компетенций.

- А с какими запросами вам нравится работать больше всего?

- Скорее нравится работать не с конкретными запросами, а с определенным настроем человека на изменения, на самопознание, на желание идти в глубину. Поэтому любой запрос, от отношений с мужем до профориентирования, становится интереснее от настроя самого человека, когда он приходит не только чтобы стало легче, но и за новым опытом, более глубоким знанием.

- Есть ли различия между работой на приходе и частным консультированием?

- Большинство моих клиентов не говорят слово «Бог» на консультировании. Содержание работы очень похоже, но и в частном консультировании, и на приходе духовный опыт человека проявляется очень индивидуально. Есть одна разница, которую я заметила с опытом: в частном консультировании тебя каким-то образом выбирают, к тебе приходят люди, которые созвучны тебе. Ко мне идут творческие люди, молодые психологи — те, кто чувствует в тебе что-то родное. А вот в приходском консультировании такого нет, там приходят либо по объявлению на стенде в храме, либо по рекомендации священника. Вот тогда собирается целый букет разнообразных судеб и характеров, возрастов и проблем. И тут нет ощущения, что человек пришел именно к тебе.

- Это сложно?

- Это очень сложно. И, по моим ощущениям, консультирование на приходе у меня выходит менее эффективно. Потому что многих приходится перенаправлять, объяснять, что с такими-то запросами я не работаю. Выходит, что приходской консультант должен быть универсальным профессионалом.

- А как возникла идея приходского консультирования в вашем храме?

- Это была моя инициатива. Когда я пошла учиться, сказала об этом настоятелю и спросила: «Заинтересованы ли вы в том, чтобы в будущем я стала приходским психологом?» Он сказал: «Да, давай попробуем!» Когда я отучилась, мы стали пробовать. На первых порах настоятель очень поддерживал меня, я тогда консультировала бесплатно, а он выделял мне определенный фонд, чтобы у меня была хоть какая-то зарплата. Появилось объявление для прихожан, священники на исповеди стали информировать, что теперь у нас в храме существует возможность обратиться к психологу. Предварительно мы обсудили со священниками, в каких случаях можно порекомендовать человеку обратиться за помощью ко мне. Так было у нас, но в целом запрос не очень большой: в храм обычно за этим не приходят. Я думаю, со временем он будет расти, потому что психология сейчас становится все более и более популярной.

- Вы сказали, что до начала работы вы обсудили со священниками, в каких случаях можно направлять людей к психологу. Как вы это разграничивали?

- Во-первых, когда человек постоянно приходит на исповедь с одним и тем же, во-вторых, когда человек заявляет проблему взаимодействия с окружающими и вместо исповеди выливает чувства, связанные с этими отношениями.

- Вопрос с оплатой работы в приходском консультировании не стал камнем преткновения для клиентов? Обычно встречается непонимание людей: как христианский психолог может брать деньги?

- Да, христианский психолог — это не бессеребренник. Разумеется, нам тоже нужно получать деньги за свою работу. Но я не сталкивалась с непониманием, в целом, у нас в культуре уже сложилась модель взаимодействия. Обычно люди сами спрашивали: мы вам что-нибудь должны? Или говорили: у меня сейчас нет финансов, но можем ли мы поработать на каких-то других условиях?

- Как вы думаете, как можно оптимизировать работу приходского психолога, имея, как вы сказали, совершенно разных клиентов?

- Вопрос оптимизации очень интересный. В идеале собрать опыт разных приходских психологов и выработать общий алгоритм работы. Возможно, стоит организовывать в храмах целые команды специалистов разных профилей.

- Как вы чувствуете грань между душевным и духовным? На что направлена работа с психологом и где затрагиваются уже совсем другие материи?

- Надеюсь, это прозвучит не очень непрофессионально, но этой грани я не чувствую. Я не останавливаю человека, если он хочет идти в самопознании дальше, единственное — я останавливаю себя, в этот момент старюсь услышать, куда идет человек. Но если в процессе терапии человек говорит, что единственная его опора — это контакт с Богом, то как я могу остановить его или обозначить грань? Я думаю, обсуждение духовного опыта может наполнить терапию более глубоким смыслом, обогатить ее. Моя задача не в том, чтобы рассказывать о христианстве, а жить по-христиански. Чтобы человек, который приходит ко мне, подумал: о, а оказывается христиане — нормальные люди! В своей личной терапии я очень много говорю о Боге и всегда предупреждаю психолога, что если он не будет понимать, о чем я, работы не получится.

- На каких психологов вы ориентируетесь, кто ваши учителя?

- Наверное, все же Федор Василюк. Всякий раз меня потрясают его работы. К сожалению, всего один раз я видела его на конференции, и мне, увы, не удалось у него поучиться — это огромное упущение в моей жизни. Но для меня это фигура номер один. Когда говорят, что христианская психология — это псевдонаучно, непонятно про что, я говорю: а Федор Василюк? Мне отвечают: а, ну тогда ладно. Потому что он такой замечательный ученый, что тут уже не поспоришь про компетенции. Еще меня вдохновляет Ролло Мэй и, конечно, философы: Жерар, Кьеркегор, Бердяев, Лосев.

- Отличаются ли методики работы частного и приходского консультирования?

- Я очень люблю метод психодрамы. И на приходе у меня есть две группы психодрамы, которые я веду. В целом я придерживаюсь экзистенциального направления. Не очень получается работа с когнитивно-поведенческим направлением. Когда вижу, что явно она может помочь — перенаправляю к коллегам. Но остро в своей работе разницы в применяемых методиках я не чувствую.

- Есть ли в вашей работе место профессиональному выгоранию, как вы с ним справляетесь?

- Меня недавно спрашивали об этом, я рассказала, как восстанавливаться после работы. Но сейчас думаю, тогда я сказала половину правды, теперь хочу немного дополнить. Мне кажется, необходимость в восстановлении сигналит о том, что ты что-то делаешь не так. Если строится оптимальный режим работы и отдыха — проблема выгорания беспокоить не будет. Отдых — это прекрасная часть жизни, при этом работа — не менее прекрасная часть жизни. Но есть периоды, когда ты сам себя перегружаешь, не справляешься с тревогой. Тогда неминуемо грозит выгорание. Я же обычно восстанавливаюсь личной терапией, супервизией, прогулками, отпуском и, конечно, общением со своим духовником.

- Ваш супруг работает в сфере паллиативной помощи, он обращается к вам за профессиональным советом?

- Да, муж социальный работник и, к моей радости, грусти и смирению (улыбается), он не прибегает к моей помощи. У него есть какая-то удивительная внутренняя стойкость, стержень, который позволяет ему не выгорать в отношении эмпатии к человеческому горю. Если у него возникают какие-то вопросы — он идет к своему психологу.

- Зоя, вы написали свою первую книгу, есть в планах продолжать?

- Честно говоря, планов — масса. После выхода «Терапии оглашенных» я нахожусь в определенном творческом подъеме. Есть план продолжения книги, я хотела сделать ее двухчастной. Еще думаю о написании романа, но совершенно в другом духе — он тоже будет про психологию, но очень ироничный. Хочу в нем показать, какие мы, психологи, порой устраиваем глупости. Такой гротеск, где коллеги порой смогут узнать себя, надеюсь, мы все вместе над собой посмеемся. Очень важно, чтобы клиент, который приходит к психологу, понимал, что нас не стоит бояться, мы такие же живые люди, которые иногда ошибаются, грустят и радуются, но очень хотят искренне понять, почувствовать и помочь.

- Как психолог с литературный образованием, думаю, вы согласитесь, что одной из величайший книг является Евангелие. Есть ли у вас там любимый эпизод, который вас больше всего трогает, притягивает, вызывает особые чувства и эмоции?

- Наверное, стояние у Креста апостола Иоанна. Знаете, я как-то проводила занятие психодрамы по Евангелию с подростками. Цель была продемонстрировать, как практическая психология может помочь нам обратиться к духовному. Это пронзительные моменты, когда буквально становится понятно, что порой нам совсем нет дела в повседневной жизни до Христа, но, когда мы вспоминаем о нем, вновь появляется ощущение опоры, надежды и Его безусловной любви.