Публикации и видео

Борис Братусь: Человек нуждается в «личной религии»

Поделитесь в соц. сетях:

Борис Сергеевич Братусь родился в 1945 году в Москве в семье профессора Московского университета. В 1968 году окончил факультет психологии МГУ имени М. В. Ломоносова. С того же года работал на кафедре нейро- и патопсихологии факультета психологии МГУ, затем перешёл на кафедру общей психологии, где прошёл путь от преподавателя до заведующего. Также работал в Психологическом институте РАО, Институте психологии имени Л. С. Выготского при РГГУ, на факультете психологии Православного института святого апостола Иоанна Богослова. В 2018 году избран деканом факультета психологии Российского православного университета. Доктор психологических наук (1989), профессор (1993), член-корреспондент Российской академии образования (1993). Создал оригинальную концепцию психического здоровья, разрабатывал проблемы общей психологии и патопсихологии, стал одним из основателей христианской психологии в России.

Главная проблема после сорока — проблема Бога

— Борис Сергеевич, вы признанный учёный, специалист по теоретической психологии и патопсихологии. Почему тридцать лет назад вы стали заниматься христианской психологией, которая тогда была в России новым и непонятным направлением?

— Это было связано и с научным интересом, и с личными обстоятельствами. В 1976 году я обратился, поверил в Бога, и постепенно с позиции верующего стал подходить ко всему тому, что делаю. Потом встретил коллег, единомышленников. И когда в 90-е годы появилась возможность свободы исследований, произошел осознанный поворот к христианской психологии.

— А в чём особенность взаимодействия православия и психологии в России?

— Есть разные ракурсы. Один — более общий. В России взаимоотношения христианства и науки с самого начала были иными, чем на Западе. Все крупные западные университеты имеют теологические факультеты, а Московский университет оказался одним из тех, где теологического факультета не было. У меня есть своя гипотеза, почему это случилось: первое здание университета находилось на месте нынешнего Исторического музея, тогдашний домовый храм университета — Казанский собор на Красной площади, он же являлся домовым храмом Славяно-греко-латинской академии. И студенты, и профессора этих двух заведений во многом были одни и те же, сложилась некая образовательная общность под стенами Кремля. Никольскую улицу кто-то даже предлагал именовать проспектом Просвещения, и отдельный теологический факультет был не нужен в этом комплексе. Но в 1825 году Славяно-греко-латинская академия, переименованная в Московскую духовную, переехала в Сергиев Посад, что по тогдашним меркам было очень далеко. Непосредственное, живое общение теологии и науки, студентов, профессуры прекратилось. Были попытки его наладить, проводились религиозно-философские чтения, но далеко это не зашло.

И есть более конкретный ракурс. Начиная с 1917 года до девяностых всякое позитивное взаимоотношение науки и религии было под строгим запретом. Сформировались три поколения, которые не представляли себе не то что соединения, а даже взаимодействия веры и знания. Причем это было со стороны как научного мира, так и церковного сообщества. Поэтому возрождение христианской психологии воспринималось без всякого энтузиазма.

Хотя, между прочим, термин «христианская психология» отнюдь не новый, как многие думают. Впервые он появился в 1860 году в сочинениях святителя Игнатия (Брянчанинова). Признанным отцом христианской психологии является святитель Феофан Затворник. До революции был целый ряд значимых исследований по христианской психологии. И вообще, психология как предмет преподавалась в отечественных духовных академиях, начиная с Киево-Могилянской духовной академии (XVII век).

— А как обстоит дело сегодня?

— Сегодня к христианской психологии относятся с осторожностью, которая близка к настороженности. Со стороны Церкви существует опасение, что произойдет подмена духовного душевным, что люди будут ходить не на исповедь, а к психологам, что психологи лезут туда, где им не надо быть и тому подобное. А со стороны коллег психологов позиция такова, что христианская психология — не наука, а раздел теологии (можно ли считать наукой саму теологию, читайте в этом сюжете — «ТД»).

— Так христианская психология — наука или нет?

— Христианская психология — это часть психологической науки, которая, особенно в настоящее время, имеет как теоретический, так и прикладной практический аспекты. Здесь, видимо, нужно немного ликбеза. Классификация направлений психологии может строиться по их предмету: скажем, возрастная психология, социальная психология, психология искусства, психология религии и так далее. А есть классификация по подходу, по методологическим основаниям: глубинная психология, когнитивная психология, экзистенциальная психология, гуманистическая психология и тому подобное. Христианская психология — тоже определенный методологический подход, исходящий из своих антропологических оснований, в данном случае христианских.

— Вам могут сказать, что существование Бога не доказано, а поэтому вводить его в науку нельзя.

— Я соглашусь, что вводить Бога в науку не надо. А дальше начинается самый интересный разговор. Любая психологическая школа имеет два основания. Одно основание — это непосредственная детерминация всех процессов: почему происходит то или иное явление. И второе основание, о котором говорит мой коллега Анатолий Николаевич Кричевец, — это верхнее основание, то есть та антропология (представление о человеке — «ТД»), в рамках которой существует определенная школа. Повторюсь — за любой психологической концепцией лежит некое общее представление о человеке, но чаще всего оно скрытое, недостаточно артикулированное. У нас оно открыто и осознано — это христианская антропология.

И еще один момент, о котором нужно сказать: религия как явление существует и потому, что имеет корни в организации человеческой психики. Если бы это была внешняя, десантированная вещь, то она бы не привилась и не выдержала испытания тысячелетиями.

— Это так, но ведь из внутреннего мира человека может выводиться как вера, так и атеизм.

— Конечно. Свобода — самый весомый и, следовательно, тяжелый дар. Вообще психология — очень молодая наука, ей только недавно исполнилось 150 лет. За это время она проходила разные пути и кидалась в разные стороны. Но в конце Второй мировой войны появилась концепция Виктора Франкла, которая показала, причем не умозрительно, а на практике, что есть некое психологическое пространство в человеке, которое можно назвать метафизическим. И это пространство всегда чем-то должно быть занято. Более того, Карл Густав Юнг говорил, что после 40 лет главная проблема любого человека — это проблема Бога. Другие психологи говорят о «личной религии»: любой человек, в том числе атеист, имеет такую «личную религию». 

Фрейд: великий терапевт и ошибавшийся теоретик

— А что делать, если те или иные достижения психологической науки противоречат христианскому вероучению? Вспомним хотя бы Зигмунда Фрейда.

— Это популярный вопрос, вокруг него было сломано много копий. Да, Фрейд говорил, что религия — это невроз, связанный часто со сложными взаимоотношениями с отцом. Мы боимся отца и в то же время ищем у него защиты, потом отправляем его на небо — так, по Фрейду, рождается идея Бога. Для верующего это звучит чудовищно, но как говорит моя коллега Наталия Владимировна Инина, к высказываниям Фрейда нужно прибавить всего одно слово, и всё станет на свои места: он занимался невротическойверой. Невротическая вера действительно имеет место у определенного количества прихожан, но это отнюдь не единственно возможный вариант веры. Более того — это аномалия, извращение веры. Фрейд, как выдающийся исследователь невроза, сделал выводы, мимо которых мы не можем проходить, только не нужно их абсолютизировать.

— Какие методы и подходы не может использовать христианский психолог?

— Я думаю, довольно много таких методов, которые он должен либо использовать с большой осторожностью, либо вовсе не использовать. Это все трансовые методы, совершенно неприемлем метод расстановок Берта Хеллингера, много претензий к психодраме, гештальт-терапии, нейролингвистическому программированию и так далее.

— Если вернуться к Фрейду, он утверждал, что в основе всей культуры лежит подавленное сексуальное влечение. Для христианина это, в общем, неприемлемо…

— Да, конечно.

— Повторю: и как быть, если наука приходит к подобным выводам?

— Этот вопрос тоже часто задается. Но мне кажется, мы забываем, что такое наука. Во-первых, наука — прежде всего метод, строгий метод добывания фактов. Если я говорю, что предмет, падающий со второго этажа, будет лететь так, а не иначе, то это не потому, что я так хочу или верю, а потому, что я сделал сотни экспериментов. Во-вторых, любой вывод науки должен быть подвергнут сомнению и верифицирован. Вывод науки всегда может быть опровергнут: иногда его даже легче опровергнуть, чем доказать.

Наука — не собрание догм, а собрание гипотез. Гипотезы Фрейда разделяются далеко не всеми учеными. Вообще, когда говорят «психологи доказали» или «психологи считают», это довольно бессмысленные слова. Кто доказал, когда доказал, какими способами, методами? К какой школе он принадлежал, какими общими установками руководствовался? Повторю, Фрейд — ученый, который много работал с больными неврозом, в основном с женщинами, и работал в определенное время — эпоху цивилизационного слома. Почитайте пьесы Чехова, Ибсена — они об этом времени. А потом свои выводы Фрейд экстраполировал на всех людей и все времена.

Так часто бывает с учеными. Возьмём Ивана Петровича Павлова: он экстраполировал физиологическое понятие рефлекса на объяснение человеческой психики, чем, кстати, нанес серьезный ущерб развитию отечественной психологии. Поэтому и фрейдизм, и все остальные направления нуждаются в критике психологического научного сообщества.

— В чем отличие диалога психологии с православием от диалога с другими христианскими конфессиями?

— На мой взгляд, христианская психология не доходит до конфессионального уровня. Когда приходит человек и говорит: «У меня серьезные проблемы с сыном. Он меня не слушается...», то это так далеко от вопроса, от Кого исходит Святой Дух — от Отца или от Отца и Сына!

Наша задача — сделать так, чтобы человек стал субъектом своей жизни, а не объектом. Кто ты? О чем ты думаешь? Можешь ли ты сосредоточиться? Кого ты винишь в своих бедах? Можешь ли ты общаться? Можешь ли ты понять, что с тобой происходит? Это огромный пласт вопросов, который в христианской психологии освещен, я бы сказал, хорошими фонарями.

Лучшая аудитория в Москве

— Каковы основные площадки, на которых ведется диалог христианства и психологии в России?

— В России уже довольно много верующих, которые занимаются психологией и на этом основании называют себя христианскими или православными психологами. Но для того, чтобы стать физиком, например, мало иметь веру в существование физических законов. Их надо знать и долго этому учиться. С христианской психологией то же самое. Поэтому, чтобы идентифицировать наше направление науки и практики, быть ответственным за них, мои коллеги (Виктор Иванович Слободчиков, Фёдор Ефимович Василюк и другие) и я обосновали Московскую научную школу христианской психологии, основной площадкой которой с 2011 года стал факультет психологии Российского православного университета св. Иоанна Богослова.

Вот уже три учебных года Министерство науки и высшего образования предоставляет нам бюджетные места для обучения, то есть мы (частный вуз) признаны со стороны государства как высокопрофессиональное сообщество. Кстати, в этом году нам дали на бакалавриат целых 20 бюджетных мест. У нас собран первоклассный преподавательский состав, в том числе профессора и доценты МГУ, МГППУ, РГГУ и других ведущих учреждений. Так что милости просим, приходите учиться. Кроме того, мы уделяем большое внимание внеучебной работе. При факультете существует психологический киноклуб, психологический семинар имени профессора протоиерея Василия Зеньковского, научное студенческое общество и другое. При Московской школе христианской психологии был организован Научно-практический институт психологии личности.

— Можно ли говорить о достижениях этого диалога?

— Думаю, что да. Есть весомые признаки и со стороны науки, и со стороны Церкви. Со стороны науки — это уже три «Золотые Психеи» (психологических «Оскара»). Впервые мы стали победителями Национального психологического конкурса в 2017 году в номинации «Событие года в психологическом сообществе» за организацию Седьмой международной конференции православных психотерапевтов. В следующем 2018 году стали победителями в номинации «Лучшая книга года по психологии» за подготовленную коллективную монографию «Христианская психология в контексте научного мировоззрения». И, наконец, третья «Золотая Психея» — за мою монографию «Аномалия личности. Психологический подход» (2020). Со стороны Церкви отношение тоже меняется, чему свидетельство — расширяющиеся контакты, все более активное участие в духовном образовании, проведение конференций и другое.

Что касается трудностей и непонимания — это вещи обычные для любого нового направления. Нужно время и наша работа, вернее, соработничество с Богом. Таких замечательных преподавателей, сотрудников, студентов, магистрантов, как у нас, нет сейчас ни в одном светском вузе. И это залог успешного развития христианской психологии в России.

Беседовал Даниил Сидоров, фото Михаила Ерёмина

Материал подготовлен в рамках международного научно-образовательного проекта «Наука и Православие в мире» («Science and Orthodoxy around the World ― SOW»), реализованного Национальным исследовательским фондом Греции (National Hellenic Research Foundation ― ΕΙΕ) при финансовой поддержке Всемирного благотворительного фонда Темплтона (Templeton World Charity Foundation, Inc. ― TWCF)

Источник: https://taday.ru/text/2297302.html

Поделитесь в соц. сетях: