«Я написал сказку, а в сказке возможны всякого рода трансформации. И если Господь есть любовь, если он всемогущ, то даже бесы могут выполнять какую-то провиденциальную волю»
О создании фильма:
После написания сценария начались мытарства – не только душа мытарится после смерти, но и любой сценарий мытарится как душа. В нашей стране никому ничего не надо – ни частным инвесторам, ни государственным – и мы пошли по кругам, если не ада, то чистилища, но я уже лет сорок по этим кругам хожу с каждым проектом. И если бы не помощь Церкви, то этого фильма бы не было. При этом многие говорили: «Юрий Николаевич, ну ты загнул! Ты, что ли, новым Булгаковым стать хочешь?» А я отвечал им: «Я написал сказку, а в сказке возможны всякого рода трансформации. И если Господь есть любовь, если он всемогущ, то даже бесы могут выполнять какую-то провиденциальную волю». Этот вопрос глубокий, философский, и для кого-то может быть даже соблазнительный, но этот вопрос крайне полезен для искусства. Ведь искусство создается с помощью подобных оппозиций и с помощью подобных допущений. Насколько они душеспасительны, я не знаю, но для искусства они невероятны важны.
Культура – есть артикуляция связей между человеком и человеком, между человеком и государством, между человеком и окружающим его миром, между человеком и Богом. Последняя – одна из главных тем русской литературы.
О русском и западном искусстве:
Культура – есть артикуляция связей между человеком и человеком, между человеком и государством, между человеком и окружающим его миром, между человеком и Богом. Последняя – одна из главных тем русской литературы. Читаете ли вы Достоевского, Толстого, Гоголя или Лермонтова – эта тема везде главная. И без этой темы русская литература мне скучна. Современное искусство мне без этой темы – тоже скучно. Но говорят, что только таких русских отщепенцев, как нас, эта тема и трогает – это вранье, на западе до сих пор существует мощная теологическая мысль, она не пиарится, но при этом создаются достаточно глубокие произведения о постановке религиозных вопросов, о постановке той самой артикуляции, о которой я сказал. Это и недавний фильм «Голгофа», и фильм «Меланхолия» Ларса фон Триера и множество других.
Человек настолько далеко зашел в своей гордыне и зле, что уже никакой черт не нужен.
Для меня сценарий «Монах и бес» – это попытка создания жанра, которого вообще нет в нашем кино, да и в западном тоже – религиозная комедия с драматическим исходом.
Об искушении:
Как изображали черта традиционно? – Черт искушает человека, и тот либо поддается искушению, либо противостоит ему. Например, когда мы снимали «Фауста», то мы решили перевернуть эту ситуацию – сделать картину о том, как человек искушает черта.
Пишите ли вы «Фауста» или пишите современное произведение, вы должны ориентироваться на современное состояние общества. Раньше, когда христианство было значительно сильнее, настолько сильнее, что позволяло себе всяческие эксцессы, как-то сжигание еретиков, черту, я думаю, было выгодно гоняться за нашими душами. Сейчас же, что мы видим повсеместно – мы видим длинную очередь из людей, стоящих к черту на прием для того, чтобы он их искусил и что-то за это дал. И вот об этом был «Фауст». Об искушении именно человеком черта. Перевернутая концепция. С точки зрения богословия она, может быть, не очень состоятельна, но с точки зрения современно понимания социо-культурного состояния общества – она вполне правомерна. Человек настолько далеко зашел в своей гордыне и зле, что уже никакой черт не нужен.
В «Монахе и бесе» я стал думать, что же такое новое придумать – материал ведь тот же. И тогда я вспомнил, как когда-то прочел в одном житии очень смешную байку о том, как старец молился вечером, и в келью влетел черт, поскользнулся и упал в чан со святой водой. И закричал: «Спаси меня, отче! Тону! Спаси!» А отче говорит: «Нет, ты сам себя спасешь». – А как это? – А ты славь бога, и спасешься! – А как это? Я не умею! – Ну, говори «господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй…», и посмотрим, может и не утонешь. – И черт стал сначала косноязычно, шепотом, потом все громче твердить «господи помилуй», превратился в ангела и улетел. Это такой художественный анекдот, абсолютно глубокий как большинство фольклорных произведений. И я понял – вот оно! Мы сделаем историю о том, как черт искушает святого, но в результате этого искушения ангелом не становится, а становится человеком, скажем «срединным существом» – между миром падших духом и горним миром. Когда это было придумано, то написать все это не составляло труда. А поскольку я очень люблю Гоголя, и в особенности исключенный из школьной программы еретический рассказ «Ночь перед Рождеством», то в сценарии я ориентировался на то, что люблю. Для меня сценарий «Монах и бес» – это попытка создания жанра, которого вообще нет в нашем кино, да и в западном тоже – религиозная комедия с драматическим исходом.
О главных героях:
Я считаю, что половина фильма точно получилась – когда Тимофей Трибунцев на экране, то все весело, забавно – то, что надо. Но, как появляется черт – начинается сбой, потому что мне кажется, что черт не найден. Черт – это материя не только вредная, но и тонкая, и поэтому надо было искать какие-то варианты. Я предлагал режиссеру даже провокационные варианты – Возьми женщину! «Ну что ты!» – говорил мне Досталь, – «Как? Как баба в келье у святого может быть??? Да ты что?» Но я думаю, что это было бы значительно острее и определеннее, и картина выигрывала бы. Но в кино все зависит от частностей – поэтому никто не знает, может и не удалась бы картина в этом случае.
Фото-отчёт